Рационализация

Полное основание для действия должно обладать следующими компонентами. Во-первых, у него должен быть один или несколько рациональных факторов мотивации. Что делает фактор мотивации рациональным? Выражаясь формально, можно сказать, что рациональным фактором мотивации может выступать либо рациональное желание, либо какой-то рациональный внешний фактор мотивации, такой, как обязательство, обязанность, долг, требование или потребность. Например, мое желание съесть обед и моя потребность в витаминах являются рациональными факторами мотивации. Но мое внезапное побуждение откусить какой-нибудь кусок от стола не есть рациональный фактор мотивации. Чтобы функционировать в рациональном принятии решений, факторы мотивации должны быть осознаны как таковые самим человеком.

Во-вторых, за исключением очень простых ситуаций, когда я могу удовлетворить фактор мотивации, выполнив обычное действие (поднятие руки), полное основание должно содержать в себе набор движущих мотивов и составляющих. Эти фактитивные единицы должны состоять в связи с факторами мотивации таким образом, чтобы они могли либо эффективно удовлетворять фактор мотивации (действующие), либо являться составными частями удовлетворения фактора мотивации (составляющие). Тогда рациональное размышление заключается в оценке действенности факторов мотивации и конфликтов между ними, а также в оценке движущих мотивов и составляющих в плане получения максимального удовлетворения факторов мотивации с минимальными затратами других факторов мотивации на удовлетворение движущих мотивов и составляющих. Говоря обычным языком: чтобы рационально думать о том, что надо сделать, вы должны понять, что вы действительно должны сделать, а затем найти способ сделать это наилучшим образом без ущерба для других вещей, которые вы хотите или должны сделать.

Теперь мы можем, в свете этого рассуждения, вернуться к нашему изначальному вопросу из первого раздела главы и переформулировать его так:

Рационально действующий человек X правильно принимает набор утверждений S, состоящих из отдельных утверждений si, s2, s3. в качестве действенного полного основания для себя, чтобы совершить действие Л, если:

1. Каждый из элементов S - si, s2 и т. д. - является истинным и считается таковым субъектом X.

2. S содержит утверждение хотя бы одного рационального фактора мотивации, и этот рациональный фактор мотивации осознается субъектом X в качестве такового. Рациональные факторы мотивации, как мы уже убедились, могут быть как внешними, так и внутренними; они могут, например, быть желаниями или обязательствами, но если обязательство действует внутренне, оно должно осознаваться как таковое действующим субъектом.

3. X принимает S как не устанавливающее причинно достаточные условия для выполнения действия А. Вот где возникает разрыв. Чтобы X включился в процесс рационального принятия решения, он должен предполагать, что у него есть реальный выбор.

4. X принимает некоторые из утверждений, входящих в S, как движущие мотивы или составляющие (или как то и другое) для факторов мотивации.

5. Рациональная оценка связей между конкурирующими факторами мотивации и разные требования движущих мотивов и составляющих достаточны, чтобы оправдать выбор А в качестве рационального решения, при учете S.

До настоящего момента эта характеристика была чисто формальной. Мы еще не сказали о том, что делает фактор мотивации рациональным, или как может быть, что рациональность признания требует, чтобы человек признавал внешний факт в качестве фактора мотивации, или при помощи каких процедур мы должны оценивать разные факторы мотивации, движущие мотивы и составляющие, чтобы прийти к рациональному решению. Я вернусь к некоторым из этих вопросов в последующих главах. Однако сейчас я позволю себе одно предостережение: теория рациональности сама по себе не предоставит вам алгоритма рационального принятия решений. Теория рациональности не дает в этом отношении больше, чем теория истины, которая не предлагает алгоритма для того, чтобы выяснить, какие предположения являются истинными. Теория истины говорит о том, что означает истинность предположения, а теория рациональности показывает, что подразумевается под словами, что действие рационально.

Глава 5. Некоторые особые черты практического разума: сильный альтруизм как логическое требование

I. Основания для действий

Мне хотелось бы, чтобы в исследовании рациональности мы концентрировали внимание на обосновании как деятельности, в которую вовлечены конкретные личности, а не на рациональности как абстрактном наборе логических качеств. Тогда, мне кажется, мы найдем в любой деятельности по обоснованию множество интенциональных явлений и личность, которая пытается организовать их так, чтобы произвести другое интенциональное состояние как результат этой деятельности. В теоретическом обосновании конечным продуктом является убеждение или принятие предложения; в практическом обосновании - предварительное намерение или намерение в действии. Вывод из анализа интенциональности действия, приведенного в главе 2, состоит в том, что действия имеют интенциональное содержание. Так что нет загадки в том, что действия могут быть результатом процесса обоснования. Как процесс теоретического, обоснования приводит к убеждению или принятию суждения, так итогом практического обоснования выступает предварительное намерение действовать или же реальное действие (имеющее интенциональ-ное содержание намерения в действии). Часто (но не всегда) им предшествует формирование вторичного желания. Например, я смотрю в окно и прихожу к заключению, что собирается дождь. Имея первичное желание оставаться сухим и прочие убеждения, я формирую вторичное желание взять зонт, предварительное намерение взять зонт, и покидаю дом, взяв с собой зонт. Каждый из трех последних шагов, включая само действие, имеет интенциональное содержание, мотивами которого являются предшествующие ему шаги. Я слышал насмешки над странным на первый взгляд заявлением Аристотеля о том, что действие может быть заключением «практического силлогизма». Аристотель был прав, а насмешники - нет.

Я подчеркиваю, что теоретический разум является особым случаем практического разума: решение о том, какие убеждения принять и от каких отказаться, является особым случаем решения о том, что делать. Хотя и теоретическое, и практическое обоснования ведут к разрыву, в котором человек только и действует, основания для действия во многих отношениях отличаются от оснований для убеждения. Основания для убеждения предусматривают логическое доказательство - в отличие от оснований для действия. Это следствие разницы в направлениях соответствия. В данном разделе я хочу исследовать некоторые особенности оснований для действия и их последствий для практического разума. Что же особенного в основаниях для действия? В чем разница между основаниями для некоего поступка и основаниями для убеждения или принятия чего-то? В обоих случаях мы имеем набор интенциональных содержаний с восходящими и нисходящими направлениями соответствия. Предполагается, что нисходящие направления соответствия истинны, поэтому они отвечают за положение вещей в реальном мире. Какой вид восходящих направлений соответствия мы имеем и чему они подчинены? В сфере теоретического разума ответ относительно прост. Убеждение предполагает приверженность его истинности, так что если я вовлечен в теоретическое обоснование на основе моих убеждений, то обязан следовать истине. Эти обязательства перед истиной обладают восходящим, от мира к разуму направлением соответствия и дают основание для принятия истинных предположений. Когда говорят, что что-либо верно, подразумевается, что говорящий верит в это. Разберемся подробнее: предположим, я хочу знать, верить ли в р. Предположим, у меня есть убедительное доказательство, что p истинно. Поскольку убеждение предполагает приверженность истинности, которая имеет восходящее направление соответствия, я должен верить (принимать, сознавать или признавать), что p имеет место.

И теоретический, и практический разум подвержены рациональным ограничениям, но у оснований для действия есть некоторые дополнительные особенности. Во-первых, основания для действий некоторым образом соотносятся с первым лицом, чего лишены основания для убеждения. Основания для убеждения обычно существуют в форме свидетельства или доказательства истинности предположения, в которое верят, а истина безлична. Истина - это основание веры для кого угодно. Но там, где речь идет о действии, даже если основание является таковым для всех, основания для действия все-таки должны обращаться к чему-то внутреннему, личному, чего не могут основания для убеждения. Если вы установили истину, перед вами уже не стоит вопрос, стоит ли верить в нее, потому что верить, что p истинно, уже означает верить в то, что p имеет место. Но из-за разницы направления соответствия убеждения и намерения не существует ничего аналогичного истине в области оснований для действия. В теоретическом разуме правильные основания приводят вас к истинному убеждению. В практическом разуме правильные основания приводят вас к намерению, которое. что? Не существует такого х, к которому интенция относится так жр. как истина к мнению. У всех есть основание для стремления к самосохранению, процветанию, самостоятельности и многим другим желаемым целям. Но ничто здесь не относится к действию так, как истина относится к убеждению, поскольку в каждом случае цель должна быть представлена интенциональ-ным содержанием каждого субъекта в отдельности. Что касается убеждения, то истина как цель встроена в него. Подобная цель не встроена в основания для действия, предварительные намерения или намерения в действии.

Во-вторых, основания для действия имеют особую связь со временем, отличную от той, что есть у оснований для убеждения. Основания для действия всегда обращены вперед. И это верно даже в тех случаях, когда мы приводим основания того, почему человек действовал так в прошлом. Существующее основание для действия - это всегда основание для человека выполнить действие сейчас или позже. Прошлое основание для действия было в прошлом основанием для человека выполнить действие тогда или позже.

Третий аспект связан с первыми двумя. Основания для действия должны быть способны мотивировать его. Если дано основание, чтобы в прошлом было выполнено действие, это основание должно было функционировать причинно при выполнении этого действия, поскольку именно оно было тем основанием, в соответствии с которым человек действовал. Если это основание для будущего действия, оно должно быть таким, что в соответствии с ним человек сможет действовать. Но, говоря так, мы подразумеваем, что основание либо реально, либо потенциально эффективно, потому что само действие в соответствии с основанием, как мы видели, делает последнее эффективным в процессе действия. В предыдущей главе я уделил внимание мотивационному свойству оснований, чтобы доказать: каждое полное основание должно содержать хотя бы один фактор мотивации.

Какие фактитивы могут быть факторами мотивации? Ответ, предлагаемый в «классической модели», слишком прост: все факторы мотивации являются желаниями, где «желание» понимается в очень широком значении, куда входят такие понятия, как цели, выводы и устремления субъекта. Основание есть и должно быть рабом страстей. Современные авторы выражаются довольно неопределенно по поводу того, что должен включать список мотивационных единиц, сосредоточиваясь, как правило, на «пред-установках» (pro-attitudes) (термин, введенный, насколько я знаю, Патриком Ноуэллом-Смитом)1 и на «субъективном наборе мотиваций» (Уильяме)2, но общая идея достаточно ясна. Без некоторого внутреннего психологического состояния, сходного с желанием, процесс обоснования никогда не смог бы привести к действию. Обезьяны Кёлера - это модель. Без желания они никогда бы не стали подниматься.

1 Patrie Nowell-Smith, Ethics, London: Penguin Books, 1954, p. 112.

2 CM. «External and Internal Reasons», в изд. Moral Luck, Cambridge: Cambridge University Press, 1981, p. 101-113.

Почему классические теоретики так уверены в этой модели? Наверное, ее простота притягательна и делает ее свойства хорошо формализуемыми в теории решений. Но есть и сильные философские доводы в ее поддержку. Во-первых, в реальной жизни есть много подобных случаев. Простейшие из них тэ, где основание - это просто желание определенного порядка. «Почему. вы пьете воду?» Потому что испытываю жажду. Другой случай - это когда налицо некий факт, который, по убеждению действующего субъекта, приведет к удовлетворению его желания. «Почему вы пьете воду?» Потому, что она спасет меня от головной боли. Вот развернутое изложение: я хочу избавиться от головной боли, я верю, что, если выпью воды, боль пройдет, следовательно, мне хочется выпить воды. В подобном случае желание выпить воды является мотивированным желанием, оно мотивировано другим желанием вместе с убеждением, касающимся того, как удовлетворить желание.

Другой аргумент в пользу «классической модели» заключается в том, что в структуре реального размышления заключение должно быть неким сходным с желанием интенциональным состоянием, например вторичным желанием, первичной интенцией или намерением в действии. А откуда же может такое состояние рациональным путем возникнуть, как не из желания, которое появилось раньше? Без желания или пред-установки как исходной точки, кажется, нет способа, при помощи которого размышление могло бы рационально превратиться в желание или в сходное с ним интенциональное состояние.

Очевидное возражение на утверждение «классической модели», что только желания способны мотивировать, состоит в том, что существует множество мотивационно эффективных оснований для действия, таких, как обязательства, которые не являются желаниями. «Почему вы пьете воду?» Потому что я обязан это сделать. Я пообещал это моей супруге.

Всем этим примерам классический теоретик дает одно и то же объяснение. Ваше обязательство, например, лишь потому есть основание для действия, что вы желаете исполнить его. Один из центральных пунктов полемики между мной и «классической моделью» как раз здесь. Я думаю, что обязательство есть, или, по крайней мере, может быть, основанием для эффективного желания (т. е. для желания, в соответствии с которым человек действует), а не предварительным желанием, действующим как основание для эффективности обязательства. Я вернусь к этому пункту в следующей главе.

Четвертым свойством оснований для действия является то, что, если основание принимается действук?-щим субъектом за основание для выполнения свободного действия, оно не может восприниматься им как каузально достаточное. Если он считает себя действительно вынужденным поступать так-то, он не может думать о себе как о человеке, действующем свободно в соответствии с основанием. В случае с человеческими поступками в силу разрыва основание может быть хорошим или адекватным основанием без обеспечения каузально достаточных условий для действия. И, что более важно с точки зрения субъекта, основание нельзя рассматривать как каузально достаточное. Как я отмечал в предшествующих главах, применимость концепции рациональности в принятии решений предполагает свободный выбор. В самом деле, для рационально действующих людей свободный выбор является и необходимым, и достаточным условием для применения рациональности. При свободном выборе предполагается, что действие можно оценить с рациональной точки зрения, и эта возможность оценивать подразумевает в себе наличие свободного выбора. Может показаться, что множество примеров противоречит данному утверждению. «Что можно сказать о наркомане, который не способен себе помочь, но тем не менее способен поступать рационально, выбирая рациональные средства вместо иррациональных, чтобы удовлетворить свою тягу?» Но даже этот случай подтверждает главный момент в наших рассуждениях, поскольку мы про себя полагаем, что у наркомана есть выбор среди средств удовлетворения его неодолимого желания. Это значит, что в пределах, в которых мы считаем человека действующим рационально, мы полагаем, что в тех же пределах он осуществляет свободный выбор, пусть даже конечная задача удовлетворения зависимости не является делом свободного выбора для него и, таким образом, выпадает из сферы рациональности. Разрыв есть характерная черта как обоснования убеждения, так и обоснования действия. Но он играет особую роль при обосновании действий, что я и пытался показать.

Итак, подведем итоги: в дополнение к двум основным ограничениям рациональности (вместе с обоснованием) и разрыва, которые применимы как к основаниям для убеждения, так и к основаниям для действий, есть еще по меньшей мере три дополнительные особенности оснований для действий. В особом смысле они представляют первое лицо, они обязательно направлены на будущее и мотивируют совершение действия. Чтобы у нас было несколько весомых терминов, назовем эти пять качеств условиями Рациональности, Свободы, Субъективности, Временности и Причинности.

Что же их объединяет именно таким образом? Откуда берутся эти связи? На одном уровне это едва ли сложный вопрос. Рациональность - явление биологическое. Рациональность в действии - это свойство, позволяющее организмам с достаточно развитой и сложной мозговой системой быть сознательными личностями, координировать свое интенциональное содержание с тем, чтобы осуществлять лучшие действия, чем те, что были бы вызваны случайным поведением, инстинктами, тропизмами3 или импульсами. Чтобы получить биологические преимущества рационального поведения, животное должно обладать собственными сознательными мотивами (Субъективность), некоторые из которых должны иметь долгосрочный характер (Временность), у них должна быть способность мотивировать реальное поведение в виде физических действий (Причинность), и они должны делать это в условиях свободы внутри разрыва (Свобода). «Практический разум» - это наименование данной способности к координации. Конечно, эти черты не являются логически самостоятельными: первые две (Субъективность и Временность) вытекают из третьей - мотивационной Причинности. Мотив должен быть чьим-то мотивом (Субъективность) действовать сейчас или в будущем (Временность).

3 Тропизмы - ростовые движения органов растений, обусловленные направленным действием внешнего раздражителя (света, температуры и т. п.). - Прим. ред.

Связь между рациональностью и разрывом свободы заключается в следующем: рациональность применяется только там, где есть свободный выбор, поскольку она должна быть в состоянии проводить различия. Если мои поступки действительно полностью вызваны моими убеждениями и желаниями и я не могу с ними справиться, то у меня нет выбора, а рациональность никоим образом не может повлиять на мое поведение. Если я нахожусь в тисках причинно достаточных условий, то нет простора для размышлений и мое действие выпадает из сферы рациональной оценки. Более того, требование обоснования имеет смысл только в тех случаях, когда для субъекта были открыты и альтернативные возможности.

II. Процесс создания рационального животного

Чтобы проиллюстрировать особую роль и характер практического разума, я бы хотел предложить следующий мысленный эксперимент. Представьте, что вы разрабатываете и создаете робота, который должен стать «рациональным животным». Цель этого эксперимента - проиллюстрировать логические связи между определенными ключевыми свойствами человеческого существования. Кем бы мы ни были, мы - продукты своего рода конструирования, по крайней мере, если выражаться фигурально. Я не верю, что появление людей на Земле - дело рук божественного промысла, как сказали бы приверженцы креационизма; скорее, насколько нам известно, это было неинтенциональное, метафорическое «как будто» создание в ходе эволюционного процесса. Но так или иначе, мы - результат некоторой серии процессов, основой которых были определенные потребности. Пусть мы являемся продуктами конструирования, даже если только «как будто» конструирования, нам интересно, как можно создать рациональное существо, что для этого нужно и какого результата мы желаем достичь. Какие качества мы хотим получить и что возникает попутно (между прочим, многие вопросы из истории философии уже содержатся в этом вопросе)? Поскольку рациональность не является отдельной способностью, а скорее внутренним свойством познавательных и волевых способностей, я уверен, что окажется: нужно наделить этого робота многими, пусть и не всеми, человеческими умственными способностями, чтобы создать «машину», способную к рациональности.

Первой чертой, которой вы должны наделить вашего робота, является сознание. Вам нужно соорудить для него мозг, аналогичный человеческому, который сможет вызывать и поддерживать внутренние, качественные, единые и субъективные состояния осведомленности и восприимчивости. Без сознания вы не сможете участвовать в игре рациональности. Нр пассивного воспринимающего сознания еще недостаточно. Вам нужно активное сознание действующего субъекта. Это значит, что вам нужно создать такое существо, которое способно сознательно инициировать действия. Но для этого роботу нужны желания и намерения, так как он должен иметь способность хотеть сделать все, что он попытается сделать. Так что, как минимум, у нас должна быть машина, способная воспринимать, действовать и желать. Более того, если действия должны быть рациональными, роботу потребуется и умение размышлять. Это требование имеет куда большее значение, чем вначале может показать-ся. Я не знаю, как робот сможет размышлять без очень большой доли человеческого и животного аппаратов интенциональности. Во-первых, он должен обладать способностью накапливать информацию в форме воспоминаний, и способность помнить будет источником его убеждений. Во-вторых, у него должна быть способность координировать и нисходящие направления соответствия (убеждения, восприятие и т. д.), и восходящие направления соответствия (желания, склонности и т. д.) в сознательном потоке мышления. Иначе говоря, одних ощущений, воспоминаний, желаний и намерений недостаточно; робот также должен быть способен заставить весь этот аппарат работать в сознательной последовательности размышления. Он должен быть способен думать, что поскольку то-то имеет место из-за тех-то и тех-то условий и поскольку он хочет того-то и того-то, ему следует совершить такое-то действие, а не другое, даже если он не облекает эти мысли в слова. Чтобы иметь этот интенциональ-ный аппарат, ему необходимо то, что (см. главу 2) я назвал фоном, набором доинтенциональных способностей, которые позволят ему интерпретировать и применять его собственные интенциональные состояния. Наконец, мысли робота должны приводить к решениям и последующим действиям.

Так что дополнительные черты, которые мы должны придать нашему роботу после того, как наделим его сознанием, достаточно весомы. Робот должен обладать восприятием, сознательными волевыми чертами (желания) и сознательными волевыми свойствами (предварительные намерения и намерения в действии), а также способностью к сознательному мышлению, результатом которого будут решения и действия, наряду со всем необходимым для мыслительной деятельности аппаратом. Описанным в данном примере способом мы уже встроили опыт разрыва в робота. И поскольку он обладает всеми этими чертами, о чем я говорил в главе 3, он обладает и личностью - в моем смысле этого слова: Личность в моем смысле появляется сама собой, если человек обладает сознанием, намерениями и сознательной интенциональной способностью выполнять действия на базе свободного выбора и оснований. И тут же встает важнейший вопрос. Если у робота есть все перечисленное, значит ли это, что он обладает необходимым механизмом для рационального принятия решений, который есть у всех людей? Не совсем. Пока что мы строили не человекоподобного робота, но, можно сказать, искусственного шимпанзе. Чтобы он овладел человеческой способностью принимать решения, его нужно наделить еще кое-какими чертами. Если налицо сознательные и бессознательные психические состояния и процессы, нисходящие (восприятие, воспоминания, убеждения и т. д.) и восходящие (желания, склонности, намерения и т. д.) направления соответствия, способность концентрировать все это в потоке мыслей, ведущих к решению, следующим центральным элементом, который нужно встроить в робота, будет, без сомнения, язык. Важно точно указать, какие свойства языка потребуются рациональному субъекту. Животному отсутствие языка не мешает обладать простыми интенциональными состояниями, такими, как желание пить и есть, ему не нужен язык даже для принятия простых решений или для примитивного инструментального обоснования вроде того, какое демонстрировали шимпанзе Кёлера. Но для полномасштабной рациональности существенны особые свойства, присущие языку. Не все черты естественного человеческого языка необходимы для рациональности. К примеру, процессы рационального мышления не требуют ярких слов, пассивного залога или определенных артиклей. Но для человеческой - в полной мере - рациональности существенно важны определенные лингвистические средства. Во-первых, у нашего робота должны быть основные формы речи, связывающие язык с реальной жизнью посредством направлений соответствия от слов к миру и от мира к словам. Он должен обладать, как минимум, способностью сформулировать словами то, что он видит в мире (позитивные утверждения), и выразить то, каким образом он пытается вовлечь других в деятельность (директивы) и как он сам обязывает себя совершать действия (ко-миссивы). Кроме того, он должен иметь способность передавать все названное другим носителям языка. Язык существует для того, чтобы на нем думать и говорить, но когда мы говорим, нам нужно иметь такой язык, который знают и другие люди и который позволит роботу общаться с ними. Раз уж мы создаем его, так сказать, по нашему образу, нам нужно наделить его способностью общаться с нами. Кроме того, мне кажется, у него должны быть языковые средства для выражения временных связей. Если он должен уметь планировать будущее, что свойственно практическому разуму, то нуждается в способности представлять будущее и его связь с настоящим и прошедшим. Что еще ему понадобится? Мне кажется, ему нужно умение формулировать логические связи. У него должен быть не только наш логический словарный запас, но и некие способы различения отрицаний, конъюнкций, импликаций и дисъюнкций. Более того, по моему мнению, ему нужен хотя бы минимальный набор металингвистических терминов для оценки успехов и неудач в достижении направления соответствия и логической непротиворечивости. Значит, ему нужны понятия «истинный» и «ложный», «действительный» и «недействительный», «точный» и «неточный», «важный» и «не относящийся к делу». Теперь, наделив нашего робота всеми этими языковыми способностями, дадим ему имя. Будем называть его «Зверем».

В процессе конструирования данного репрезентативного аппарата, включающего как мыслительные, так и языковые средства, нам нужно снабдить нашего Зверя еще и аппаратом их применения к конкретным ситуациям и интерпретации информации, получаемой из других источников. Эти способности к применению и интерпретации и составляют то, что я назвал Фоном.

Теперь перейдем к сущности мысленного эксперимента: если у Зверя есть все вышеперечисленное, значит, есть и аппарат, необходимый для характерных человеческих свойств, присущих рациональным мыслительным процессам и рациональному поведению. У него есть форма рациональности, которая далека от рациональности шимпанзе из главы 1. В частности, если Зверь может говорить, то он обладает и потенциалом для независимых от желания оснований для действия; в самом деле, у него неизбежно будет существовать потребность в независимых от желания основаниях для действий, поскольку почти в каждом речевом акте содержится обязательство того или иного рода. Самыми распространенными примерами таких речевых актов служат обещания, когда говорящий берет на себя обязательство совершить в будущем некое действие и притом исходит из истинности своих предположений; указания говорящего, убежденного в том, что адресат указания сможет претворить его в жизнь; желания; разрешения адресату действовать. Короче говоря, то, что принято считать характерным элементом обещания, т. е. обязательство или обязанность, на деле распространяется на все речевые действия. Единственными исключениями, по моему мнению, могут быть простые междометия вроде «Ох!», «Черт возьми!» или «Ура!», но даже они привязывают говорящего к определенным позициям.

Странной особенностью нашей интеллектуальной традиции, в соответствии с которой из набора истинных утверждений, описывающих положение вещей в мире, логически не следует то, как дела должны обстоять, является то, что сама терминология, в которой этот тезис утверждается, и опровергает его. Так, например, сказать, что что-либо истинно, означает сказать, что вы должны верить в это, что при прочих равных условиях вы не должны этого отрицать. Понятие правильного вывода таково, что если p может быть обоснованно получено из q, то, утверждая наличие р, нельзя отрицать g, a имея обязательства по отношению к р, человек имеет их и по отношению к q.

Суть мысленного эксперимента может также быть изложена следующим образом: если у вас есть аппарат сознания, интенциональность и язык, достаточно богатый для различных речевых актов и выражения логических и временных отношений, у вас уже есть необходимый для рациональности аппарат. Рациональность - это не дополнительный модуль или способность. Она уже встроена в описанный выше аппарат. Кроме того, нечто куда большее, нежели инструментальная рациональность или рациональность средств и целей, также уже встроено в наш аппарат, потому что у нас есть потенциальное, требование наличия независимых от желания, или внешних, оснований для действия.

Мы вложили в нашего Зверя опыт разрыва. Но дали ли мы ему подлинную свободную волю или лишь ее иллюзию? Здесь мы видим как минимум две возможности. Во-первых, мы могли бы обмануть бедного Зверя, сделав его глубинные механизмы детерминирующими. Тогда он получит иллюзию свободной воли, поскольку испытает разрыв, но фактически его поведение будет целиком запрограммировано детерминирующими механизмами. Другая, абсолютно иная возможность состоит в том, что его сознательный опыт принятия решений в разрыве соответствует недетерминирующему элементу в аппаратной реализации, осуществляемой в течение определенного времени на уровне сознательного принятия решений. Я рассмотрю обе эти возможности в их связи с человеческой жизнью в главе 9.

III. Эгоизм и альтруизм Зверя

Ну, а что мы скажем о любимых предметах философов-моралистов - эгоизме и альтруизме? Какое место они занимают в нашем роботе? Мы еще не встроили явным образом ни эгоизм, ни альтруизм в Зверя. В нашей интеллектуальной культуре считается, что эгоизм и личные интересы не представляют проблем, а альтруизм и щедрость рассматриваются как нечто, требующее особого объяснения. С одной стороны, это правильно, а с другой - нет. Будет правильно предположить, что Зверь предпочтет удовлетворение своих желаний их неудовлетворению и предпочтет облегчение своих страданий их усилению. И озабоченность собственными желаниями и проч. может показаться эгоизмом. Но, с другой стороны, будет неправильным думать, что эгоизм не содержит в себе проблем, потому что удовлетворение желаний само по себе не сообщает нам содержания желаний, и пока мы еще ничего не сказали о содержании желаний Зверя. Может быть, для него альтруистические желания будут так же естественны, как эгоистические. Из всего доселе сказанного выходит, что Зверь может предпочесть благосостояние других собственному благосостоянию.

Так добавим нашему Зверю еще один компонент. Предположим, мы программируем его, чтобы найти то, что я неясно называю «личными интересами». Давайте встроим в нашего Зверя предпочтение к выживанию перед вымиранием и предпочтение того, что находится в сфере его интересов, тому, что лежит вне ее. То есть мы предполагаем, что Зверь не хочет быть раненым, больным, лишенным прав или мертвым. Если у Зверя есть личность и собственные интересы, если он также имеет концепцию времени, как мы уже обусловили, он будет способен планировать свое дальнейшее выживание и процветание. То есть, если у личности есть интересы, она существует в течение определенного времени и является рационально действующим субъектом, для нее рационально сейчас строить планы на то, как защищать свои интересы в будущем, даже если сейчас у нее нет желания делать то, что обеспечит защиту ее интересов в будущем. Таким образом, мы имеем две формы независимых от желания или внешних оснований для действия. Грубо говоря, существуют обязательства, обычно даваемые другим, но они могут быть приняты и перед самим собой; они-то и суть благоразумные основания.

Рациональные личные интересы в нашем просвещенном Звере не приходят сами собой, но они не требуют больших технологических вложений свыше минимума, необходимого для сознания, интенцио-нальности и языка. Если у Зверя есть потребности, интересы и способность их осознавать, есть личность и знание о ней, распространяющееся на будущее, то в добавление к этому нужно дать всего лишь мотивы для действия в настоящем времени с тем, чтобы блюсти свои интересы в будущем.